Иногда мне нравится изучать лица людей, как срезы деревьев. Мне кажется, что я могу проследить всю историю человека. Она отражена на лицах в морщинках, жестах, выражениях лица. Некоторые лица ничего не могут мне сказать. Возможно дело в том, что я не могу увидеть в них что-то новое, что-то интересное, либо они ничего не выражают, как лица пьяных гастербайтеров, шатающихся туда-сюда по вагону. На другие лица можно смотреть часами, пытаясь найти в них что-то. Найти ответы, на незаданные вопросы, пытаясь представить себе всю прожитую человеком жизнь. Не сказав ни слова, пытаться представить себе характер человека, восприятие им жизни, уклад его мыслей. И, нарисовав себе образ того или иного человека у себя в голове, потом сопоставлять его с реальным человеком, сидящим напротив. Наверно, сама специфика путешествий, понимание того, что перед тобой сидит совершенно случайный попутчик, которого ты больше никогда не увидишь в своей жизни, располагает на какой-то душевный или откровенный разговор. На часах двенадцать часов ночи, кругом царит полумрак, и проводница в нелепо короткой юбке, натянутой на довольно крупные бедра, уже притащила кофе. Сон прошел, а впереди десять часов дороги. Женщина, лет пятидесяти, полного телосложения, невысокого роста, с черными волосами, сидит напротив меня. Она намного разговорчивее своего спящего мужа, на верхней полке. Эта та еще пара. Пока он не лег спать, он молча сидел, пока она непрерывно звонила куда-то и постоянно с кем-то говорила. Все решала какие-то дела. Сразу было ясно, кто в доме хозяин. Он довольно щупленький и худенький. Она же наоборот, выше его и крупнее раза в три. Вокруг нее на столике разложены книжки про витамины, самолечение корешками, отварами и примочками. Справа от меня женщина под шестьдесят. Она либо боялась меня, либо сама по себе довольно замкнутый человек. Она пряталась в тени и только изредка давала знать о своем существовании вставками в разговор. После каких-то нейтральных тем для разогрева, женщина напротив уже вовсю принялась рассказывать про свою работу и детей. Она с таким трепетом рассказывала про своего сына. Про то, где он учился и что выбрал он специальность, которая его «от Бога». Она говорила, что когда он начал работать все были в восторге, как он копил на машину и таки скопил на нее. А потом он не разминулся на мопеде с машиной. Я даже сразу не понял, т.к. повествование всегда велось вроде в настоящем времени. Я не придал значения столь резкому переходу. Подумал, что зацепил мопедом машину. Ну, мало ли чего там бывает на дороге. А потом она так замолчала и добавила, что зацепил он машину и у разорвал себе артерию. Я почувствовал, как что-то кольнуло ее сердце, и она уже больше ничего не говорила. Отвернулась в окно и, вздохнув, залпом допила свое кофе. Они трое вылезли где-то под утро, а на их место пришли еще двое. И весь остаток пути я слушал про сына, который служил в далеком 1993 году в погранвойсках где-то под Брестом. Что в какой-то очень неудачный день граждане не то Шари Ланки, не то Вьетнама, нелегально шли через границу, убили его напарника, сломали ему руку, когда пытались отобрать автомат и разбили ему голову. Сын вернулся домой инвалидом с черепно-мозговой, расщеплением личности и поломанной рукой. Начал пить. А потом у него обнаружился рак головного мозга в том месте, где была травма головы. Рак неоперабельный. Потом было про несчастную жизнь с тремя мужьями, про детей и еще куча всего. В итоге из поезда я вылез в крайне подавленном депрессивном настроении.